Слово шамана [= Змеи крови] - Александр Прозоров

Что-то кольнуло в спину между лопаток. Совсем не больно. Только в груди неожиданно стало очень холодно. Амер попытался оглянуться, чтобы узнать, насколько далеко ему удалось оторваться, но торчащая из груди пика сделать этого не дала, и он просто упал вперед.

— С нами Бог! — молодой казак, не останавливая коня, позволил руке вывернуться назад, после чего привычным рывком выдернул пику. — Ур-ра!

— Не ори, татар спугнешь! — упредил его более опытный товарищ. — Чую, рядом они!

Полусотня выметнулась на взгорок, увидела впереди множество конских спин, рванула туда, огибая табун справа и слева — и играющие в нарды двое пастухов заметили опасность слишком поздно. Пожилые татары вскочили на ноги и прижались спина к спине, обнажив сабли.

Отряд казаков быстро окружил их, лишая последних шансов убежать.

— Давай Лука, — разрешил пожилой казак с толстой золотой цепью на шее и большой серьгой в ухе. — Покажи удаль.

Совсем юный казак, лет пятнадцати, выехав немного вперед, опустил пику, пришпорил скакуна, помчался вперед, метясь басурманину в грудь. Тот в последний момент отбил острие в сторону, и даже попытался рубануть противнику ногу, но всадник успел отвернуть, и татарин не дотянулся.

— Расступись, братья, — приказал пожилой. — Скорости ему не хватает. Давай Лука, еще раз.

Всадник помчался в новую атаку, и опять пожилой воин смог отвести от себя смертоносное острие.

— Уже лучше, — кивнул казак. — Но все равно медленно. Нужно все свое тело в удар вложить, конем его припечатать. Тогда, даже если отмахнуться успеет, силы не хватит пику отвести. Давай снова!

Молодой казак под взбадривающие выкрики товарищей помчался в третью атаку — и на этот раз пика вошла нехристю глубоко в живот. Татарин, выпучив глаза, вцепился в ратовище обеими руками и медленно осел в лужу крови.

— Чего остановился? Так просто пику не выдернешь, ее с ходу рвать нужно, чтобы не рука, чтобы конь тянул. Давай Лука, второго коли. Бей в грудь, но шагу не сбавляй, и выдергивай сразу. Пошел!

Неожиданно последний из татар, отбросив в сторону саблю, опустился на колени, и низко склонил голову, торопливо бормоча какую-то суру. Пожилой воин, разочарованно сплюнув, подъехал ближе, рубанул саблей по обнажившейся над воротником шее и выпрямился в седле:

— Лука, Енисей, гоните табун за нами. Чистая Серьга сказывал, кочевье где-то здесь, неподалеку. Хорошо бы первым туда успеть… — казак мечтательно улыбнулся и дал шпоры коню.

* * *

К тому моменту, когда Даниил Федорович приехал в разоренное стойбище, все уже было давно закончено. На траве вокруг валялись порубленные тела, в том числе несколько детских. На перевернутой арбе, привязанная руками к колесам, обвисла голая баба. Еще несколько валялись в пыли. У этих кисти рук были привязаны к щиколоткам, отчего девки волей-неволей принимали доступную и удобную позу. Впрочем, ими уже никто не интересовался — видать, молодцы успели насытиться и на время нашли себе более интересные или нужные занятия: на одном краю кочевья казаки разводили огонь, порубив на дрова пару повозок и какие-то жерди. Рядом деловито свежевали барана двое воинов. На другом — станишники копали могилы для трех сотоварищей, лежащих рядом с монетами на глазах и бумажными лентами с упокойными молитвами на лбу. Чуть в стороне пяток казаков пустили по кругу большой козий бурдюк. Судя по довольным рожам — с вином. Хотя… Откуда вино на татарском стойбище? Больше всего боярина удивила миловидная девушка, спокойно прогуливающаяся среди общего разгрома — и никто ее не трогал! Потом дьяк сообразил: полонянка. Басурманских невольников казаки не обижают — отпускают на волю, да еще и до рубежей московских али литовских провожают, коли возможность есть.

— Атаман где? — спрыгнув на землю, спросил он у ближайшего казака.

— В средней юрте, — небрежно отмахнулся тот, с увлечением вытягивая из-под перевернутого возка какой-то тюк. Тюк казался тяжелым — явно с каким-то железом.

— Федор Варламыч, — попросил дьяк плечистого боярина в панцире с зерцалом поверх брони, — выстави сторожи на полдня к Дону. Опасливо мне за союзников наших. Уж лучше ты.

Воин степенно кивнул, подобрал поводья и двинулся на запад, уведя с собой сразу половину московского отряда. А Адашев, поправив саблю, двинулся к указанному казаком шатру.

Атаман Черкашенин, увидев боярина, приподнялся со своего места, приглашающе указал на ковер возле потухшего очага.

— Угощением татарским не побрезгуешь, Даниил Федорович? Сома я печеного тут застал. Горячий еще. Думаю, хоть и нехристь, а не пропадать же ему?

— Тут все басурманское, — поморщился дьяк. — Не с голоду же теперь помирать? Из татар кто-нибудь ушел?

— А как же, — довольно усмехнулся казак. — Целых пятеро. Один с порубленной рукой от меня убег, другому ребра на спине раскроили. Потом девка молодая. Ну, эту и вправду сострелить не получилось. Шкет малой, и баба грязная такая… Ну, в халате.

— Понятно, что не в сутане. Рыба-то где?

— Вот, — придвинул Черкашенин большущую, не меньше пуда, черную рыбину с отрезанным хвостом. — Чистую Серьгу с парой следопытов бывалых я к крепости следом отправил. Думаю, поутру можно ждать, ранее не соберутся. Да и куда им теперь спешить? А добро бросать жалко, Даниил Федорович. Может, с собой заберем?

— По всему Крыму таскать, атаман? — боярин безразлично пожал плечами: — Коли хочешь, забирай.

* * *

Ночи действительно прошла спокойно, если не считать жалобных криков девок, к которым то и дело наведывались отдохнувшие казаки. Да и поутру воины смогли спокойно зажарить несколько барашков, без жалости пустив на костры каркасы нескольких шалашей. Только после полудня примчалось трое встревоженных разведчиков:

— Турки из Азова вышли. Пятнадцать сотен янычар, пара тысяч татар конных.

— Пусть идут, — прищурился на небо атаман Черкашенин. — До вечера еще далеко.

— Потревожить надобно, — покачал головой Адашев. — Как бы назад не повернули. Вдруг подумают, что нас нет уже?

— Коли вышли, сюда дойдут, Даниил Федорович, — не согласился казак. — Иначе зачем отправляться?

Однако, когда с известие о приближении врага примчались дозорные московского отряда, дьяк решительно поднялся, надел шелом и, застегивая ремень под подбородком, сказал:

— Надо навстречу выступать. А то нас самих в этом стойбище врасплох застанут. Пора.

На этот раз казак спорить не стал, и вскоре их общий отряд выехал из разоренного кочевья.

На вражеский разъезд они наткнулись уже через две версты. Татары метнули стрелы, шарахнулись назад. Казаки, перейдя в галоп, погнались за ними, и вскоре вынеслись на всю османскую армию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});